16-25
июня
|
Ассоциация
одесских яхтсменов «Одесса 200» |
|
У мыса Горн на яхте "ФАЗИСИ". Гонка Whitbread 1989/90.
...В вахтенном журнале наш навигатор Сережа Акатьев записал:
"22 февраля, 03 часа 30 минут. В заре рассвета открылся мыс Горн, дистанция 35 миль". Погода идеальная. Ветер 10-12 узлов. Идем бейдевинд. С большого расстояния Горн виден на горизонте обособленной скалой, не связанной с берегом. Чем ближе приближаемся к нему, тем величественнее зрелище. Здравствуй, Горн! Мы столько о тебе читали и слышали, а теперь довелось и увидеть. На макси-яхте
- мини-праздник. По традиции угощаем Нептуна шампанским и себя не забываем. Монеты за борт. Тихим солнечным утром входим в Атлантический океан. Прямо по носу, на расстоянии 5 миль, шведская яхта "Кард", по корме, всего в полумиле, ирландцы "НСБ Ирландия", еще дальше
- итальянская яхта "Гетерейд".
...Мыс Горн - поворотный знак, у которого сходятся курсы всех яхт. Гонка продолжается. Ветер свежеет, меняем стаксель, берем риф на гроте, потом еще меняем, еще уменьшаем грот. К полуночи ветер 40 узлов, но и мы подготовлены по-штормовому: стаксель №5 и три ряда рифов. Ночь темная, свист и стон ветра, колючий дождь.
Волн не видно, но яхта плавно идет между ними. Жду рассвета, чтобы передать руль Эдгару Терехину. Боковым зрением вижу волну, которая подымается над бортом, где ей абсолютно не положено быть. Небольшая, даже без гребня, врывается на палубу, отрывает от руля. Лечу на длину страховки в угол кокпита. Вскакиваю, хватаю штурвал, который принял форму восьмерки, ударами кулака возвращаю его в нормальное положение. Глаза слезятся от морской воды, руки при ударе волны сработали как амортизаторы
- появилась боль в кистях и локтях. В начале вахты при смене стакселя меня волной придавило к форштагу, когда пристегивал карабины стакселя. От форштага на груди осталась красная полоса. От карабинов на ноге синяки расползлись в один большой, как две ладони. Руки от работы на руле набрякли и давно не сжимаются в кулаки.
Передаю руль Эдгару. Становлюсь за его спиной и жду, когда он освоится. Через минуту можно покинуть палубу
- промыть глаза от соли и выпить чаю. Наклоняюсь, чтобы отстегнуть страховку, поднимаю глаза и вижу стену воды у борта. Что будет дальше, прекрасно знаю. Хватаюсь за лебедку, прижимаюсь к ней, давая воде возможность как дотошному инспектору проверить качество швов, молний, липучек штормового костюма на герметичность при полном погружении владельца. Эдгар, с места рулевого получает львиную долю энергии волны и отправляется в полет. Смотрю руль в порядке, и Эдгар снова у штурвала. "Окей", едем дальше. Зову Витю Погребнова, чтобы встал на страховку Эдгара, и покидаю палубу. Не раздеваюсь, до конца вахты еще полчаса, иду к камбузу и промываю глаза пресной водой. Писатель американец Роджер Ваугхен сидит на месте кока, всеобщего любимца Рами Лейбовича, и готовит чай для ночной вахты. Протягивает мне салфетку вытереть лицо и кружку чая. Барометр настроения поднимается вверх. Бужу смену, ожидаю когда ребята оденутся и выйдут на палубу. Потом быстро раздеться, штормовую робу на вешалку, нижнюю куртку в сушилку (вода через трое манжет прошла до локтей), записать впечатления и спать. Через три часа
- подъем, завтрак, и с 8.00 до 14.00 заступаем на шестичасовую вахту
- надо торопиться.
...Утро. Ветер усилился до 50 узлов. Море в громадных белых пятнах от рассыпавшихся валов и белых гребнях новых. Ветер растягивает пену в длинный серпантин, раскрашенный солнцем. На руле Роджер. Писательские дела он оставляет на свободное время, а на вахте исправно работает на любом месте. На палубе, как обычно, много воды. Громадная волна прокатывается по палубе и отрывает Роджера от штурвала. Я успеваю подняться раньше его и хватаю штурвал. Спицы руля почти вылетели из гнезд, но обод еще держится. Кричу Кули (Володе Кулиниченко), и он ручкой лебедки вгоняет их в гнезда. Внимание только вперед
- шквал вдавливает яхту в воду. Увеличиваю угол яхты к ветру
- скорость подскакивает, и надо ее держать. Сзади такие валы, что одно спасение
- это скорость. Смотрю у Кули в руках молоток. Откуда? Оказывается, это Учитель (Игорь Мироненко) внизу под палубой, услышал стук и догадался в чем дело, подал его через иллюминатор. Проходит час. Ветер 35-38 узлов. Это уже не 50
- значительно легче. Сзади слышу голос Роджера: "Даун, даун". Понимаю, что с кормы большая волна и надо больше "увалиться" под нее. "Уваливаюсь" и волна плавно проходит под яхтой. Новый крик: "Толик! Еще одна!". И тут я понимаю, как был не прав, послушавшись совета. Первая волна уменьшила скорость яхты, а вторая громадным гребнем накрыла ее и швырнула вниз, развернув бортом. Давления на руле нет
- крен слишком велик. Секунды ожидания - как вечность. Яхта встает, опять слушается руля и набирает скорость, которая сейчас не только результат гонки, но и наша безопасность.
Атлантика, 22-24 февраля 1990 год.
Анатолий Верба.